Когнитивный «Резонанс»: Ансамбль, что играет джаз

Джаз – это коллективная музыка, рождающаяся в совместном разговоре на языке гармонии. И чтобы этот разговор состоялся, стал интересен и понятен слушателю, необходимо тонкое чувствование музыкантами друг друга, понимание сказанного с полутакта, необходима общая сыгранность участников коллектива – в общем, всё то, что делает людей, собравшихся вместе, настоящим ансамблем.
В преддверии юбилея музыканты «Резонанса» в очередной раз продемонстрировали прекрасное чувство ансамбля в интервью с корреспондентом газеты, дополняя и подхватывая друг друга, сами того не зная, в своих высказываниях. Так сложилась словами записанная композиция, посвящённая джазу.

Истоки хорошей музыки
Николай ТИМОФЕЕВ, бас-гитарист, руководитель ансамбля.

– Почему вы выбрали для себя путь джазмена, а не, скажем, рок-музыканта?

– Потому что истоком всех направлений-ответвлений является джаз. Почти все самые великие рок-музыканты – это люди с джазовым образованием: Джон Пол Джонс из Led Zeppelin, Иэн Гиллан из Deep Purple. Практически все окончили Беркли. А Беркли – это фундаментальный джаз, всё начинается со стандартов. Поэтому их рок – это рок профессиональный, который родился не в гараже, а имеет благородные корни.

– Получается, что джаз первичнее?

– Первичнее, конечно. Первичнее джаза только блюз, но это практически одно целое. Весь хороший рок произошёл от джаза. А у нас в России достойные группы росли на западных командах, подражали им, добавляя немного своего, был такой синтез.

– Как произошло ваше знакомство с джаз-ансамблем «Резонанс»?

– Я первый раз попал на концерт «Резонанса» как раз, когда коллектив отмечал десятилетие. И я был в шоке! После этого не пропускал ни одного джаз-клуба. Я уже жил в Сургуте, учился на первом курсе в училище. Тогда вокалистом «Резонанса» был Фигуров, на ударных играл Поляков-старший – дядя нашего Дмитрия Полякова, а отец Димы был бас-гитаристом. Вместе с ними были Павел Зотов, Коля Семёнов. В общем, золотой состав ансамбля.

– Что бы вы хотели сделать для популяризации хорошей музыки вообще и джаза в частности?

– Разумеется, для этого и проводятся джаз-клубы, организуются концерты, разрабатываются творческие проекты. Хочется просто нести хорошую музыку в массы, делать качественную музыку. Это тоже очень сильно цепляет людей, особенно когда исполнение на высоком уровне. Должна быть какая-то мысль, какой-то посыл, какая-то энергетика. Уходя с концерта или вечеринки, слушатель должен вынести что-то хорошее.

– Популярная музыка сегодня становится всё проще, всё примитивнее. Но в то же время сложная профессиональная музыка всё равно продолжает жить...

– Она живёт как эксклюзив. В городе-миллионнике всегда можно найти тысячу-другую ценителей. А мы со своими четырьмястами тысячами можем найти только двенадцать человек, которые будут такую музыку реально любить и слушать. Просто надо прививать вкус. Во времена, когда у нас ещё не было своей площадки, мы часто проводили джаз-клубы. Случалось, собирали ползала, но потом у нас не было ни одного свободного места, мы просто не знали, куда людей девать. Зал был битком. Оказывается, люди-то слушают! Оказывается, людям это нравится. Просто это надо развивать, а не идти на поводу у потребителей.

– Готовя юбилейную программу, вы не боитесь этой невостребованности? Или включите в программу и то, что готова услышать публика?

– Сколько было юбилеев джаз-ансамбля, – мы играли джаз, джаз-рок. Большинство людей, которые к нам придут, знают ансамбль и знают, какую музыку они будут слушать. Программа будет разнообразная. Если кому-то не понравится что-то одно, то обязательно понравится другое.

Искусство импровизаций
Дмитрий АНИСИМОВ, клавишник.

– Как вы относитесь к вокалистам? Они дополняют инструментальную музыку или мешают ей?

– Голос – это самый универсальный инструмент. Обладать им – это круто. Чтобы джазовому вокалисту спеть импровизацию, ему нужно сначала позаниматься на инструменте, всё это потом перенести на голос. Это двойная и сложная работа.

– Вы любите совместные концерты с вокалистами?

– Конечно. Главное, чтобы петь умели и импровизировать. Потому как не все это могут, не все это делают. Надо заниматься! Простые музыкальные построения – это попса, которая даже искусством не является, а джаз, джазовые импровизации – это уже искусство.

– Ваш дуэт с Андреем Мараховским – это всё ещё творческий эксперимент или уже состоявшийся ансамбль?

– Всё началось в период пандемии. У нас было много онлайн-эфиров, и мы решили попробовать такой формат, и он прижился.

– А кто был идейным вдохновителем?

– Это было совместное решение. Аранжировки пишем тоже совместно. Первое выступление состоялось где-то год назад. Штук пять-шесть концертов мы, наверное, провели. Мы играли и джазовые стандарты, и мелодии из советских мультфильмов, и мелодии из известных кинофильмов, много разного было...

– К каким музыкантам вы себя относите?

– Я считаю себя эстрадно-джазовым музыкантом. Джаз и эстраду кто-то когда-то вместе объединил (есть ведь эстрадно-джазовое отделение) и, наверное, в этом есть смысл. Но если говорить о том, что круче – джаз или эстрада – то круче, конечно же, джаз. Потому что это искусство. У нас столько сейчас кавер-групп, в которых играют все подряд. Они искусные музыканты? Нет, конечно же. Это любой сыграет. Я считаю, что джаз – это высшая ступень. А высшей ступенью в джазе уже является импровизация. И самое ценное для меня – это лайф. Это когда ты приходишь и играешь не заученную импровизацию, а то, что ты можешь показать именно сейчас. Это как хлеб из печки, который кушать нужно тогда, когда ты его достал, потом он затвердеет. Это самая классная штука, из-за которой многие и пошли заниматься джазом. А вообще, импровизации есть разные. Снятые и заученные. Заученные, но свои. Сделанные на основе чужой импровизации и полностью сочинённые тобой. А есть лайфовские, которые рождаются на джемах. Для меня это высший пилотаж!

Зачем нам рамки?
Александр КОШЕЛЕВ, гитарист.

– Сейчас джазовые музыканты всё больше и больше вбирают в себя элементы других направлений, и получаются интересные проекты. Вы считаете, это обогащает музыку?

– Музыку обогащает в первую очередь человек. Если человек внутренне богат, то и музыка у него соответствующая. У любого творца, мне кажется, так: хоть у музыканта, хоть у писателя, хоть у художника. Чем больше ты видишь, слышишь, читаешь, тем о большем ты потом можешь рассказать. Просто художник рассказывает с помощью кисти и красок, музыкант – с помощью инструмента и звуков.

– Для музыки чистота жанра является ограничивающим фактором?

– Нет, в чистоте жанра тоже много своих фишек, тоже много интересного.

Сейчас довольно популярны коллективы, записывающие традиционные, классические джаз-альбомы по законам1930-х годов. Они воссоздают аутентичное звучание, при прослушивании ты даже не понимаешь, что это современная запись, что эту музыку исполняют современные молодые люди. Это тоже классно! Для этого нужно проделать огромную работу: досконально изучить жанр, его историю, добиться не просто такой же музыкальной идеи, но и такого же звучания, раздобыть старые инструменты, должным образом их записать. В этом тоже есть свой кайф. Возможно, это даже сложнее, чем создавать что-то новое. Есть полупритча-полушутка. Художника спросили, что рисовать проще всего, он ответил: души умерших людей. Потом его спросили, что рисовать сложнее всего. Он ответил: кошек и собак. Потому что все знают, как выглядят кошки и собаки. В первом случае можно нарисовать что угодно, а во втором так не получится. С этой точки зрения создавать новое, наверное, проще, чем воссоздавать что-то аутентичное и делать это максимально хорошо.

– Как вы думаете, для того, чтобы создавать новое, нужно знать старое?

– Это уже зависит от того, какие цели у создающих новое. Насколько человек грамотен, конечно, имеет большое значение. Ведь для того, чтобы создать нечто новое, нужно, как минимум, знать, что уже было, нужно быть в контексте, в теме. Иначе можно считать, будто ты создаёшь новое, а на выходе получить велосипед. Мне понравилась фоторабота одного восточного художника, где запечатлён момент уничтожения старинной реликвии – вазы, которой несколько тысяч лет. Это одновременно и создание нового произведения искусства, и разрушение старой ценности. Это и прекрасно, и отвратительно. В этой работе заложено много смыслов. Создавая новое, нужно, как минимум, уважать старое.

Было б что сказать!
Дмитрий ПОЛЯКОВ, ударник.

– Вы третий представитель династии Поляковых в ансамбле «Резонанс». Джаз в вашей жизни, получается, присутствовал с детства…

– Да, джаз звучал в доме всегда. Я помню, отец привозил какие-то кассеты. Друг у него ездил в Турцию, и там приобретал американские джазовые концерты, а потом делился с нами. Потом, когда я учился в музучилище, мы после уроков ходили в старый ДК, где у «Резонанса» была комната на втором этаже. Музыканты репетировали там каждый день с десяти до двух, а мы приходили и слушали, как они играют. Раз в месяц были джаз-клубы, на которых собирались музыканты не только Сургута, но и соседних городов, приезжали даже из Москвы...

– И ваше вхождение в мир джаза происходило естественным образом?

– Да, как-то интуитивно. Когда ты слушаешь и понимаешь, что тебе это близко: гармонии, звучание – всё происходит само собой.

– Как импровизация?

– Импровизация – широкое понятие. Импровизировать можно фразами или, например, с одной песней, играя её то быстрее, то медленнее, то тише, то громче, в зависимости от обстоятельств. Что же касается джазового языка, то тут всё зависит от того, хватает ли твоего вокабуляра, чтобы изъясняться.

– Насколько богатым должен быть вокабуляр, чтобы можно было начать говорить?

– Нет пределов. Например, Игорь Бутман и Даниил Крамер играют всё. Бутман играет и с поп-артистами, и с джазовыми, и с рок-музыкантами. Он очень разносторонний музыкант. Его опыт позволяет играть в любых жанрах.

– А как долго созревает высказывание в музыке? Сколько времени, заполненного разучиванием и разыгрыванием чужих композиций, должно пройти, чтобы появилось что сказать миру?

– Джаз – это всегда диалог между музыкантами, разговор на тему. И есть такие музыканты, которые к этому никогда не придут. Они могут слушать бесконечно игру других людей, но у них внутри нет того, что позволит им участвовать в разговоре.

– Что нужно делать и нужно ли что-то делать, чтобы джаз вышел из разряда элитарной музыки и стал более популярным?

– Многих джаз, да, отпугивает: «Вы будете играть джаз?! Это же что-то непонятное…». Но в то же время, когда два года назад в Сургут в один день приезжали Игорь Бутман и Даниил Крамер, полный зал был и у нас во дворце, где выступал Бутман, и в филармонии, где играл Крамер. В один день в одном небольшом городе два джазовых концерта. И они состоялись! Это говорит о том, что людям всё-таки нравится эта музыка, что люди её слушают.

Музыка начинается в сердце
Андрей МАРАХОВСКИЙ, саксофонист.

– Вы помните своё самое яркое выступление в составе «Резонанса»?

– Каждое выступление, каждый джаз-клуб были по-своему неповторимы, потому что в них участвовали разные интересные люди. Конечно же, больше всего запомнился первый мой джаз-клуб, потому как в это же время проходил международный фестиваль. Приезжали разные музыканты из Польши, Америки. Это проходило в старом дворце искусств «Нефтяник» в 2004 году. Даниил Крамер «привозил» певицу Рене Мари, Анджея Ягодзинского – величайшего пианиста, который играет классику, Шопена, в джазовой обработке. Вживую слушать таких музыкантов, находиться с ними на одной сцене – это счастье.

– Кто ещё является ориентиром в мире музыки для вас?

– В своё время я переслушал очень много музыки. Сейчас всю коллекцию, большой огромный ящик с дисками, подарил своему ученику. Слушал я не только саксофонистов, но и гитаристов, пианистов, трубачей – разных исполнителей. Не могу сказать, что для меня лучшими музыкантами являются саксофонисты. Я, например, очень люблю пианиста Кита Джарретта. Мне нравятся его манера, его очень мелодичное мышление.

– Необходимо ли вырабатывать и нарабатывать свою манеру игры?

– Своя манера игры важна. Она должна появиться, а нарабатывается она путём отработки. Нужно очень много отыграть разной музыки, причём музыки высокого уровня, чтобы появилось что-то своё. Учиться нужно через подражание.

– Вам как преподавателю чему важнее научить ученика: технике игры или музыкальному мышлению?

– В моей практике были разные случаи. Бывает, когда учишь с нуля, когда человек ни с кем не занимался раньше, это одно дело. Совсем другое дело – реабилитация: когда у человека было три, четыре, пять педагогов, и его подкалечили. В этом случае предстоит тяжёлая работа. Бывает, урок начинается, берём инструмент в руки и тут же через пять минут кладём его обратно. Потом полчаса, сорок минут просто разговариваем, потому что сначала нужно навести порядок в голове, осознать, что нужно сделать с инструментом, что нужно сделать с самим собой. Ведь главный инструмент – это сам человек, а та пластмасса или железка, что будет звучать в его руках, – это всего лишь средство выражения. Самая главная работа проводится сначала в голове, в сердце, а потом уже начинается работа с инструментом.

Справка «НП»
Джаз-ансамбль «Резонанс» был основан в 1986 году. Первым его руководителем был Вардан Тоноян. После него в разные годы коллектив возглавляли Николай Прокопенко, Михаил Терезанов, Игорь Поляков. На протяжении двадцати лет бессменным руководителем ансамбля оставался Анатолий Серпутько. Сегодня джаз-ансамбль «Резонанс» возглавляет Николай Тимофеев.

Беседовала Инна ШАЙИХОВА

Фото Даниэллы БЕРШАНСКОЙ